/ Вечера на хуторе близ Диканьки

Вечера на хуторе близ Диканьки

    «Вечера…», состоящие из 8 повестей, делятся ровно на 2 части, и каждая предваряется предисловием мнимого издателя. В первом, описывая свой хутор, он дает характеристики некоторым, особо колоритным обитателям Диканьки, что захаживают вечерами в «пасичникову лачужку» и рассказывают те диковинные истории, прилежным собирателем которых и является Рудой Панько.
    Часть первая
    Сорочинская ярмарка
    Описанием упоительных роскошеств летнего дня в Малороссии начинается сия повесть. Среди красот августовского полдня движутся возы, заполненные товаром, и пеший люд на ярмарку в местечко Сорочинец. За одним из возов, груженным не только пенькою и мешками с пшеницей (ибо сверх того здесь сидят чернобровая дивчина и ее злая мачеха), бредет истомленный жарою хозяин, Солопий Черевик. Едва въехав на перекинутый через Псел мост, воз привлекает внимание местных парубков, и один из них, «одетый пощеголеватее прочих», восхищаясь пригожей Параскою, затевает перебранку с злоязычною мачехой. Однако, прибыв к куму, козаку Цыбуле, путешественники на время забывают это приключение, и Черевик с дочкою отправляются вскоре на ярмарку. Здесь, толкаясь меж возами, он узнает, что ярмарке отведено «проклятое место», опасаются появления красной свитки, и уж были тому верные приметы. Но как ни озабочен судьбою своей пшеницы Черевик, вид Параски, что обнимается с давешним парубком, возвращает его к «прежней беспечности». Впрочем, находчивый парубок, назвавшись Голопупенковым сыном и пользуясь давним приятельством, ведет Черевика в палатку, и после нескольких кружек о свадьбе уж договорено. Однако по возвращении Черевика домой грозная его супруга не одобряет такого поворота событий, и Черевик идет на попятный. Некий цыган, торгуя у опечаленного Грицько волов, не совсем бескорыстно берется ему помочь.
    Вскоре «на ярмарке случилось странное происшествие»: появилась красная свитка, и многие ее видели. Оттого Черевик с кумом и дочкою, собиравшиеся прежде провести ночь под возами, спешно возвращаются домой в компании перепуганных гостей, а Хавронья Никифоровна, грозная его сожительница, услаждавшая дотоле гостеприимством своим поповича Афанасия Ивановича, вынуждена спрятать его на доски под самым потолком среди всякой домашней утвари и сидеть за общим столом как на иголках. По просьбе Черевика кум рассказывает историю красной свитки — как за какую-то провинность был изгнан из пекла черт, как пьянствовал он с горя, угнездившись в сарае под горой, пропил в шинке все, что имел, и заложил красную свитку свою, пригрозив прийти за нею через год. Жадный шинкарь позабыл о сроке и продал видную свитку какому-то проезжему пану, а когда явился черт, то прикинулся, будто в глаза его раньше не видал. Черт ушел, но вечерняя молитва шинкаря была прервана явившимися вдруг во всех окнах свиными рылами. Страшные свиньи, «на ногах, длинных, как ходули», угощали его плетьми, пока тот не признался в обмане. Однако свитки вернуть было нельзя: пана по дороге ограбил цыган, свитку продал перекупке, и та снова привезла ее на Сорочинскую ярмарку, но торговля ей не задалась. Смекнув, что дело в свитке, она бросила ее в огонь, но свитка не сгорела, и перекупка подсунула «чертов подарок» на чужой воз. Новый владелец избавился от свитки, лишь когда, перекрестившись, порубил ее на части, разбросал вокруг и уехал. Но с той поры ежегодно во время ярмарки черт «с свиною личиною» ищет куски своей свитки, и теперь только левого рукава недостает ему. В этом месте рассказа, неоднократно прерывавшегося странными звуками, разбилось окно, «и страшная свиная рожа выставилась».
    В хате все смешалось: попович «с громом и треском» упал, кум пополз под подол своей супруги, а Черевик, ухватив вместо шапки горшок, бросился вон и вскоре без сил упал посреди дороги. С утра ярмарка, хоть И полнится страшными слухами о красной свитке, шумит по-прежнему, и Черевик, которому уж с утра попался красный обшлаг свитки, ворча ведет кобылу на продажу. Но, заметив, что к узде привязан кусок красного рукава и бросившись в ужасе бежать, Черевик, вдруг схваченный хлопцами, обвиняется в краже собственной кобылы и заодно уж с подвернувшимся кумом, что бежал от привидевшейся ему чертовщины, связан и брошен на солому в сарай. Здесь обоих кумов, оплакивавших свою долю, и находит Голопупенков сын. Выговорив себе Параску, он освобождает невольников и отправляет Солопия домой, где ждет его не только чудно обретенная кобыла, но и покупщики ее и пшеницы. И хотя неистовая мачеха пытается помешать веселой свадьбе, вскоре все танцуют, и даже ветхие старушки, которых, впрочем, увлекает не общая радость, а один только хмель.
    Вечер накануне ивана купала. Быль, рассказанная дьячком ***ской церкви.
    Дьячок Фома Григорьевич уж некогда рассказывал эту быль, и некий «панич в гороховом кафтане» успел уж выпустить ее книжечкой, однако пересказ сей настолько не удовлетворил автора, что он взялся рассказать эту быль снова, как должно, а добросовестный пасичник — в точности передать его слова.
    История, услышанная дьячком от собственного деда (славного тем, что в жизнь свою он никогда не лгал) и многие детали которой принадлежали дедовой тетке, содержавшей в то время шинок, — произошла лет за сто до того, на месте Диканьки, бывшей тогда «самым бедным хутором». Всякий народ шатался вокруг, многие без делу, и среди них Басаврюк, «дьявол в человеческом образе». В церковь он не ходил и на Светлое Воскресенье, а красным девушкам дарил подарки, давившие их, кусавшие и навевавшие всякие ужасы по ночам. Меж тем в селе жил козак Корж с красавицей дочкой, и был у него работник Петрусь, по прозванью Безродный. Приметив однажды, что молодые люди любят друг друга, старый Корж едва не побил Петруся, и только слезы шестилетнего Пидоркиного брата Ивася спасли бедного парубка: Петрусь был изгнан. А вскоре к Коржу повадился какой-то лях, «обшитый золотом», и вот уж все идет к свадьбе. Пидорка посылает Ивася сказать Петру, что скорее умрет, чем пойдет за ляха, и, когда потрясенный Петрусь заливает горе в шинке, к нему подходит Басаврюк и предлагает несметные богатства за безделицу, за цветок папоротника. Они уславливаются встретиться в Медвежьем овраге, ибо только одну эту ночь, накануне Ивана Купала, цветет папоротник. В полночь они пробираются топким болотом, и Басаврюк указывает Петрусю три пригорка, где будет множество цветов разных, а сорвать должно лишь папоротник и держать его не оглядываясь. Все, как ведено, делает Петро, хоть и страшно ему, что за цветком тянутся сотни мохнатых рук, а позади него что-то движется беспрестанно. Но сорван цветок, и на пне появляется недвижный и синий, как мертвец, Басаврюк, оживающий лишь от страшного свиста. Он велит Петрусю во всем слушаться той, что перед ними станет. Вдруг является избушка на курьих ножках, и выскочившая из нее собака превращается в кошку, а затем в безобразную ведьму. Она шепчет что-то над цветком и велит Петру бросить его — цветок плывет огненным шаром среди мрака и падает на землю вдалеке. Здесь, по требованию старухи, Петрусь начинает копать и находит сундук, но позади раздается хохот, а сундук уходит в землю, глубже и глубже. Сказав, что надобно достать крови человеческой, ведьма подводит дитя лет шести под белою простынею и требует отсечь ему голову. Срывает Петрусь с ребенка простыню и, видя маленького Ивася, бросается на старуху и заносит уж руку. Но помянул Басаврюк Пидорку, а ведьма топнула ногой, — и стало видно все, что ни было в земле под тем местом, где они стояли. И помутился ум Петруся, «и безвинная кровь брызнула ему в очи». Тут начался подлинный шабаш, Петрусь бежит, все вокруг кажется ему словно бы в красном свете, в доме своем падает он и спит два дня и две ночи без просыпа. Пробудившись, не помнит Петрусь ничего, даже найдя в ногах своих два мешка с золотом. Он несет мешки Коржу, и тот закатывает такую свадьбу, что и старики не упомнят подобной. Одного Ивася нет на той свадьбе, украли его проходившие мимо цыгане. Чудно Пидорке, что не помнит Петрусь и. лица ее меньшого брата. Но еще чего-то важного не может вспомнить Петрусь и день за днем сидит, припоминая. Уж к каким знахарям ни обращалась Пидорка — все без толку. И лето прошло, и осень, и зима, — страшен Петрусь, и одичал, и злится, а все мучится тщетным своим припоминанием. И решается несчастная Пидорка на последнее средство — привести из Медвежьего оврага колдунью, что умеет лечить все болезни, — и приводит ее ввечеру накануне Купала. И вглядевшись, все вспомнил Петрусь, захохотал и пустил топором в старуху. И явилось вместо старухи дитя, накрытое простынею. Узнает Пидорка Ивася, но, весь покрывшись кровью, он освещает хату, и Пидорка в страхе убегает. Когда же высаживают сбежавшиеся люди дверь, уж никого нет в хате, лишь горстка пепла вместо Петруся, а в мешках — битые черепки. Пидорка уходит на богомолье в Киев, в лавру. Явился вскоре Басаврюк, но все сторонятся его (ибо поняли, что человеческий облик он принимал, чтоб отрывать клады, а молодцев приманивал, поскольку клады не даются нечистым рукам), а тетка дьячкова деда так далее оставляет прежний свой шинок на Опошнянской дороге, чтоб перебраться в село. За то Басаврюк и вымещает злобу на ней и других добрых людях долгие годы, так что и дьячков отец помнил еще его проделки. Майская ночь, или утопленница Тихим и ясным вечером, когда девушки и парубки собираются в кружок и поют песни, молодой козак Левко, сын сельского головы, подойдя к одной из хат, песнею вызывает ясноокую Ганну. Но не сразу выходит робкая Ганна, боится она и зависти девушек, и дерзости парубков, и материнской строгости, и еще чего-то неясного. Нечем Левке утешить красавицу: отец его снова притворялся глухим, когда заговаривал он о женитьбе. Сидя на пороге хаты, спрашивает Ганна о доме с забитыми ставнями, что отражается в темной воде пруда. Левко рассказывает, как живший там сотник с дочкой, «ясною панночкой», женился, но невзлюбила мачеха панночку, изводила ее, мучила и заставила сотника выгнать дочь из дому. Бросилась панночка с высокого берега в воду, стала главною над утопленницами и однажды утащила мачеху-ведьму в воду, но та сама обратилась в утопленницу и тем избегла наказания. А на месте того дома собираются строить Винницу, для чего и приехал нынче винокур. Тут Левко распрощался с Ганною, услышав возвращавшихся парубков. После известного описания украинской ночи в повествование врывается изрядно подгулявший Каленик и, кроя на чем свет стоит сельского голову, «косвенными шагами», не без помощи лукавых дивчин, ищет свою хату. Левко же, распрощавшись с товарищами, возвращается и видит Ганну, говорящую о нем, Левке, с кем-то неразличимым в темноте. Незнакомец бранит Левка, предлагая Ганне свою, более серьезную любовь. Неожиданное появление проказливых парубков и ясной луны открывает разгневанному Левке, что незнакомец сей — отец его. Спугнув голову, он подговаривает парубков проучить его. Сам же голова (о коем известно, что некогда он сопровождал царицу Екатерину в Крым, о чем любит при случае поминать, ныне крив, суров, важен и вдов, живет несколько под каблуком своей свояченицы) уже беседует в хате с винокуром, когда ввалившийся Каленик, беспрестанно браня голову, засыпает на лавке. Питая все возрастающий гнев хозяина, в хату, разбив стекло, влетает камень, и винокур уместным рассказом о теще своей останавливает проклятия, закипающие на устах головы. Но оскорбительные слова песни за окном вынуждают голову к действиям. Пойман и брошен в темную комору зачинщик в черном вывороченном тулупе, а голова с винокуром и десятским отправляются к писарю, дабы, изловив буянов, сей же час «резолюцию им всем учинить». Однако писарь сам уж изловил такого же сорванца и водворил его в сарай. Оспаривая друг у друга честь этой поимки, писарь и голова прежде в коморе, а затем и в сарае находят свояченицу, которую хотят уже и сжечь, сочтя чертом. Когда новый пленник в вывороченном тулупе оказывается Калеником, голова впадает в бешенство, снаряжает оробевших десятских непременно изловить зачинщика, суля немилосердную расправу за нерадение. Об эту пору Левко в черном своем тулупе и с измазанным сажею лицом, подойдя к старому дому у пруда, борется с овладевающей им дремотой. Глядя на отражение господского дома, замечает он, что окно в нем отворилось, и мрачных ставней вовсе нет. Он запел песню, и затворившееся было окно вновь открылось, и показалась в нем ясная панночка. Плача, жалуется она на укрывшуюся мачеху и сулит Левку награду, если он сыщет ведьму среди утопленниц. Левко глядит на водящих хороводы девушек, все они бледны и прозрачны, но затевают они игру в ворона, и та, что вызвалась быть вороном, кажется ему не такой светлой, как прочие. А когда она хватает жертву и в глазах ее мелькает злоба, «Ведьма!» — говорит Левко, и панночка, смеясь, подает ему записку для головы. Тут проснувшегося Левку, что держит-таки в руке клочок бумаги и клянет свою неграмотность, хватают десятские с головою. Левко подает записку, что оказывается писаною «комиссаром, отставным поручиком Козьмой Дергачом-Дришпановским» и содержит среди возбранений голове приказ женить Левка Макогоненка на Ганне Петрыченковой, «а также починить мосты по столбовой дороге» и другие важные поручения. На вопросы обомлевшего головы Левко придумывает историю встречи с комиссаром, посулившим якобы заехать к голове на обед. Ободренный такою честью голова сулит Левке помимо нагайки назавтра и свадьбу, заводит свои вечные рассказы про царицу Екатерину, а Левко убегает к известной хате и, перекрестив в окошке спящую Ганну, возвращается домой, в отличие от пьяного Каленика, что все еще ищет и не может найти своей хаты. Пропавшая грамота. Быль, рассказанная дьячком ***ской церкви Быль сия начинается с сетований Фомы Григорьевича на тех слушательниц, что выпытывают у него «яку-нибудь страховинну казочку», а потом всю ночь дрожат под одеялом. Затем, однако, он приступает к истории, что случилась с его дедом, коего вельможный гетьман послал с какой-то грамотой к царице. Дед, простившись с женой и малыми детьми, уж наутро был в Конотопе, где о ту пору случилась ярмарка. Дед с зашитою в шапку грамотой пошел приискать себе огнива и табаку, да познакомился с гулякой-запорожцем, и такая меж них «попойка завелась», что дед вскоре позабыл о деле своем. Прискучив вскоре ярмаркой, отправились они далее вместе с приставшим к ним еще одним гулякою. Запорожец, потчуя приятелей диковинными историями весь вечер, к ночи притих, оробел и наконец открылся, что продал душу нечистому и этою ночью срок расплаты. Дед обещался не спать ночи, чтоб пособить запорожцу. Заволокло все мраком, и путешественники принуждены были остановиться в ближайшем шинке, где все уж спало. Уснули вскоре и оба дедовых попутчика, так что ему пришлось нести караул в одиночку. Как мог, боролся дед со сном: и обсмотрел все возы, и проведал коней, и закурил люлюку — но ничто, и даже почудившиеся ему под соседним возом роги не могли его взбодрить. Он проснулся поздним утром и не нашел уж запорожца, пропали и кони, но, что хуже всего, пропала дедова шапка с грамотой и деньгами, которою вчера поменялся дед с запорожцем на время. И бранил дед черта, и просил совета у бывших в шинке чумаков — все без толку. Спасибо шинкарю, за пять злотых указал он деду, где сыскать черта, чтоб вытребовать у него обратно грамоту. Глухою ночью ступил дед в лес и пошел по еле приметной дорожке, указанной шинкарем. Как и предупреждал он, все в лесу стучало, ибо цыгане, вышедши из нор своих, ковали железо. Миновав все указанные приметы, дед вышел к огню, вокруг коего сидели страшные рожи. Сел и дед. Долго молчали, пока дед не принялся наудачу рассказывать свое дело. «Рожи и уши наставили, и лапы протянули». Дед кинул все свои деньги, земля задрожала, и он очутился чуть не в самом пекле. Ведьмы, чудиша, черти — все вокруг отплясывало «какого-то чертовского трепака». Вдруг он оказался за столом, ломившимся от яств, но все куски, что он брал, попадали в чужие рты. Раздосадованный дед, забыв страх, принялся браниться. Все захохотали, и одна из ведьм предложила ему трижды сыграть в дурня: выиграет — его шапка, проиграет — и света Божьего не увидит. Оба раза остался дурнем дед, хоть во второй и сам сдавал карты и были они поначалу совсем неплохи. Догадался он в третий раз потихоньку под столом карты перекрестить — и выиграл. Получив шапку, дед расхрабрился и потребовал коня своего, пригрозя перекрестить все бесовское собрание святым крестом. Загремели пред ним лишь конские кости. Заплакал было дед, да черти дали ему другого коня, что понес его через провалы и болота, над пропастями и крутизной страшной. Не удержался и сорвался дед, а очнулся на крыше своей же хаты, весь в крови, но целый. В доме кинулись к нему испуганные дети, указывая на мать, что спящая подпрыгивала, сидя на лавке. Дед разбудил жену, которой снилась сущая чертовщина, и, решив вскоре освятить хату, немедля отправился к царице. Там, навидавшись диковин, он забыл на время и о чертях. Да, видно, в отместку, что помешкал он хату освятить, долго после, «ровно через каждый год, и именно в то самое время», жена его против воли пускалась в пляс. Часть вторая В предисловии, предваряющем дальнейшие истории, пасичник рассказывает о ссоре с «гороховым паничем» из Полтавы, что поминался прежде. Приехавшие к пасичнику гости принялись было обсуждать правила соления яблок, да зарвавшийся панич заявил, что прежде всего надобно пересыпать яблоки канупером, и неприличным сим замечанием вызвал всеобщее недоумение, так что пасичник принужден был отвесть его тихонько в сторону и объяснить нелепость такового суждения. Но панич оскорбился и уехал. С тех пор и не приезжал, что, впрочем, не повредило книжке, выпускаемой пасичником Рудым Паньком. Ночь перед рождеством На смену последнему дню перед Рождеством приходит ясная морозная ночь. Дивчины и парубки еще не вышли колядовать, и никто не видел, как из трубы одной хаты пошел дым и поднялась ведьма на метле. Она черным пятнышком мелькает в небе, набирая звезды в рукав, а навстречу ей летит черт, которому «последняя ночь осталась шататься по белому свету». Укравши месяц, черт прячет его в карман, предполагая, что наступившая тьма удержит дома богатого козака Чуба, приглашенного к дьяку на кутю, и ненавистный черту кузнец Вакула (нарисовавший на церковной стене картину Страшного суда и посрамляемого черта) не осмелится прийти к Чубовой дочери Оксане. Покуда черт строит ведьме куры, вышедший из хаты Чуб с кумом не решаются, пойти ль к дьячку, где за варенухой соберется приятное общество, или ввиду такой темноты вернуться домой, — и уходят, оставив в доме красавицу Оксану, принаряжавшуюся перед зеркалом, за чем и застает ее Вакула. Суровая красавица насмехается над ним, ничуть не тронутая его нежными речами. Раздосадованный кузнец идет отпирать дверь, в которую стучит сбившийся с дороги и утративший кума Чуб, решив по случаю поднятой чертом метели вернуться домой. Однако голос кузнеца наводит его на мысль, что он попал не в свою хату (а в похожую, хромого Левченка, к молодой жене коего, вероятно, и пришел кузнец), Чуб меняет голос, и сердитый Вакула, надавав тычков, выгоняет его. Побитый Чуб, разочтя, что из собственного дома кузнец, стало быть, ушел, отправляется к его матери, Солохе. Солоха же, бывшая ведьмою, вернулась из своего путешествия, а с нею прилетел и черт, обронив в трубе месяц. Стало светло, метель утихла, и толпы колядующих высыпали на улицы. Девушки прибегают к Оксане, и, заметив на одной из них новые расшитые золотом черевички, Оксана заявляет, что выйдет замуж за Вакулу, если тот принесет ей черевички, «которые носит царица». Меж тем черта, разнежившегося у Солохи, спугивает голова, не пошедший к дьяку на кутю. Черт проворно залезает в один из мешков, оставленных среди хаты кузнецом, но в другой приходится вскоре полезть и голове, поскольку к Солохе стучится дьяк. Нахваливая достоинства несравненной Солохи, дьяк вынужден залезть в третий мешок, поскольку является Чуб. Впрочем, и Чуб полезает туда же, избегая встречи с вернувшимся Вакулой. Покуда Солоха объясняется на огороде с пришедшим вослед козаком Свербыгузом, Вакула уносит мешки, брошенные посреди хаты, и, опечаленный размолвкой с Оксаною, не замечает их тяжести. На улице его окружает толпа колядующих, и здесь Оксана повторяет свое издевательское условие. Бросив все, кроме самого малого, мешки посреди дороги, Вакула бежит, и за ним уж ползут слухи, что он то ли повредился в уме, то ли повесился. Вакула приходит к запорожцу Пузатому Пацюку, который, как поговаривают, «немного сродни черту». Застав хозяина за поеданием галушек, а затем и вареников, кои сами лезли Пацюку в рот, Вакула робко спрашивает дороги к черту, полагаясь на его помощь в своем несчастье. Получив туманный ответ, что черт у него за плечами, Вакула бежит от лезущего ему в рот скоромного вареника. Предвкушая легкую добычу, черт выскакивает из мешка и, сев на шею кузнеца, сулит ему этой же ночью Оксану. Хитрый кузнец, ухватив черта за хвост и перекрестив его, становится хозяином положения и велит черту везти себя «в Петембург, прямо к царице». Найдя о ту пору Кузнецовы мешки, девушки хотят отнести их к Оксане, чтоб посмотреть, что же наколядовал Вакула. Они идут за санками, а Чубов кум, призвав в подмогу ткача, волочит один из мешков в свою хату. Там за неясное, но соблазнительное содержимое мешка происходит драка с кумовой женой. В мешке же оказываются Чуб и дьяк. Когда же Чуб, вернувшись домой, во втором мешке находит голову, его расположенность к Солохе сильно уменьшается. Кузнец, прискакав в Петербург, является к запорожцам, проезжавшим осенью через Диканьку, и, прижав в кармане черта, добивается, чтоб его взяли на прием к царице. Дивясь роскоши дворца и чудной живописи по стенам, кузнец оказывается перед царицею, и, когда спрашивает она запорожцев, приехавших просить за свою Сечь, «чего же хотите вы?», кузнец просит у ней царских ее башмачков. Тронутая таковым простодушием, Екатерина обращает внимание на этот пассаж стоящего поодаль Фонвизина, а Вакуле дарит башмачки, получив кои он почитает за благо отправиться восвояси. В селе в это время диканьские бабы посередь улицы спорят, каким именно образом наложил на себя руки Вакула, и дошедшие об том слухи смущают Оксану, она плохо спит ночь, а не найдя поутру в церкви набожного кузнеца, готова плакать. Кузнец же попросту проспал заутреню и обедню, а пробудившись, вынимает из сундука новые шапку и пояс и отправляется к Чубу свататься. Чуб, уязвленный вероломством Солохи, но прельщенный подарками, отвечает согласием. Ему вторит и вошедшая Оксана, готовая выйти за кузнеца «и без черевиков». Обзаведшись семьей, Вакула расписал свою хату красками, а в церкви намалевал черта, да «такого гадкого, что все плевали, когда проходили мимо». Страшная месть Праздновал некогда в Киеве есаул Горобец свадьбу сына, на кою съехалось множество народу, и в числе прочих названый брат есаула Данило Бурульбаш с молодой женой, красавицей Катериною, и годовалым сыном. Только старый Катеринин отец, недавно вернувшийся после двадцатилетней отлучки, не приехал с ними. УЖ все плясало, когда вынес есаул две чудных иконы благословить молодых. Тут открылся в толпе колдун и исчез, устрашившись образов. Возвращается ночью Днепром Данило с домочадцами на хутор. Испугана Катерина, но не колдуна опасается муж ее, а ляхов, что собираются отрезать путь к запорожцам, о том и думает, проплывая мимо старого колдунова замка и кладбища с костями его дедов. Однако ж на кладбище шатаются кресты и, один другого страшнее, являются мертвецы, тянущие кости свои к самому месяцу. Утешая пробудившегося сына, добирается до хаты пан Данило. Невелика его хата, не поместительна и для семейства его и для десяти отборных молодцов. Наутро затеялась ссора меж Данилою и хмурым, вздорным тестем его. Дошло до сабель, а там и до мушкетов. Ранен Данило, но, кабы не мольбы и упреки Катерины, кстати помянувшей малого сына, и дальше бы дрался он. Примирились козаки. Рассказывает вскоре Катерина мужу смутный сон свой, будто отец ее и есть страшный колдун, а Данило бранит бусурманские привычки тестя, подозревая в нем нехристя, однако ж более волнуют его ляхи, о коих вновь предупреждал его Горобец. После обеда, во время которого тесть брезгает и галушками, и свининой, и горелкою, к вечеру уходит Данило разведать вокруг старого колдунова замка. Забравшись на дуб, чтоб взглянуть в окошко, он видит колдовскую комнату, невесть чем освещенную, с чудным оружием по стенам и мелькающими нетопырями. Вошедший тесть принимается ворожить, и весь облик его меняется: уж он колдун в поганом турецком облачении. Он вызывает душу Катерины, грозит ей и требует, чтоб Катерина полюбила его. Не уступает душа, и, потрясенный открывшимся, Данило возвращается домой, будит Катерину и рассказывает ей все. Катерина отрекается от отца-богоотступника. В подвале Данилы, в железных цепях сидит колдун, горит бесовский его замок; не за колдовство, а за сговор с ляхами назавтра ждет его казнь. Но, обещая начать праведную жизнь, удалиться в пещеры, постом и молитвою умилостивить Бога, просит колдун Катерину отпустить его и спасти тем его душу. Страшась своего поступка, выпускает его Катерина, но скрывает правду от мужа. Чуя гибель свою, просит жену опечаленный Данило беречь сына. Как и предвиделось, несметною тучей набегают ляхи, зажигают хаты и угоняют скот. Храбро бьется пан Данило, но пуля показавшегося на горе колдуна настигает его. И хоть скачет Горобец на помощь, неутешна Катерина. Разбиты ляхи, бушует чудный Днепр, и, бесстрашно правя челном, приплывает к своим развалинам колдун. В землянке творит он заклинания, но не душа Катерины является ему, а кто-то незваный; хоть не страшен он, а наводит ужас. Катерина, живя у Горобца, видит прежние сны и трепещет за сына. Пробудившись в хате, окруженной недремлющими стражами, она обнаруживает его мертвым и сходит с ума. Меж тем с Запада скачет исполинский всадник с младенцем, на вороном коне. Глаза его закрыты. Он въехал на Карпаты и здесь остановился. Безумная Катерина всюду ищет отца своего, чтоб убить его. Приезжает некий гость, спросив Данилу, оплакивает его, хочет видеть Катерину, говорит с ней долго о муже и, кажется, вводит ее в разум. Но когда заговаривает о том, что Данило в случае смерти просил его взять себе Катерину, она узнает отца и кидается к нему с ножом. Колдун сам убивает дочь свою. За Киевом же «показалось неслыханное чудо»: «вдруг стало видимо далеко во все концы света» — и Крым, и болотный Сиваш, и земля Галичская, и Карпатские горы с исполинским всадником на вершинах. Колдун, бывший среди народа, в страхе бежит, ибо узнал во всаднике незваное лицо, явившееся ему во время ворожбы. Ночные ужасы преследуют колдуна, и он поворачивает к Киеву, к святым местам. Там он убивает святого схимника, не взявшегося молиться о столь неслыханном грешнике. Теперь же, куда бы ни правил он коня, движется он к Карпатским горам. Тут открыл недвижный всадник свои очи и засмеялся. И умер колдун, и, мертвый, увидел поднявшихся мертвецов от Киева, от Карпат, от земли Галичской, и брошен был всадником в пропасть, и мертвецы вонзили в него зубы. Еще один, всех выше и страшнее, хотел подняться из земли и тряс ее нещадно, но не мог встать. Кончается быль сия старинной и чудной песней старца бандуриста в городе Глухове. Поется в ней о войне короля Степана с турчином и братьях, козаках Иване и Петре. Иван поймал турецкого пашу и царскую награду поделил с братом. Но завистливый Петр столкнул Ивана с младенцем-сыном в пропасть и забрал все добро себе. После смерти Петра Бог позволил Ивану самому выбрать казнь для брата. И тот проклял все его потомство и предрек, что последним в роде его будет небывалый злодей, и, как придет ему конец, явится Иван из провала на коне и низвергнет его самого в пропасть, и все его деды потянутся из разных концов земли грызть его, а Петро не сможет подняться и будет грызть самого себя, желая отомстить и не умея отомстить. Подивился Бог жестокости казни, но решил, что быть по тому. Иван федорович шпонька и его тетушка «С этой историей случилась история»: рассказанная Степаном Ивановичем Курочкой из Гадяча, она была списана в тетрадку, тетрадка положена в маленький столик и оттуда частью потаскана пасичниковой жинкою на пирожки. Так что конец ее отсутствует. При желании, впрочем, всегда можно спросить у самого Степана Ивановича, и для удобства подробное описание его прилагается. Иван Федорович Шпонька, живущий ныне на хуторе своем Вытребеньках, в школе отличался прилежанием и не задирал товарищей. Благонравием своим он привлек внимание даже страшного учителя латинского языка и был произведен им в аудиторы, чем, впрочем, не избег неприятного происшествия, в результате коего был бит по рукам тем же учителем и сохранил в душе своей робость настолько, что никогда не имел желания идти в штатскую службу. Посему, спустя два года после известия о смерти батюшки, он вступил в П*** пехотный полк, который, хоть и стоял по деревням, не уступал иным кавалерийским; к примеру, несколько человек в нем танцевали мазурку, а двое из офицеров играли в банк. Иван Федорович, впрочем, держался особняком, предпочитая чистить пуговицы, читать гадательную книгу и ставить мышеловки по углам. За исправность, спустя одиннадцать лет по получении прапорщика, он был произведен в подпоручики. Умерла его матушка, имением занялась тетушка, а Иван Федорович все служил. Наконец он получил от тетушки письмо, в коем, сетуя на старость и немощь, она просила его взять хозяйство на себя. Иван Федорович получил отставку с чином поручика и нанял кибитку от Могилева до Гадяча, В дороге, занявшей две с небольшим едели, «ничего не случилось слишком замечательного», и только уж в трактире близ Гадяча с ним свел знакомство Григорий Григорьевич Сторченко, сказавшийся соседом из села Хортыше и азывавшим непременно в гости. Вскоре после сего происшествия Иван Федорович уже дома, в объятиях тетушки Василисы Кашпоровны, чья дородность и исполинский рост не слишком соответствуют жалобам ее в письме. Тетушка исправно ведет хозяйство, а племянник неотлучно бывает в поле при жнецах и косарях и так, бывало, пленяется красотами природы, что забывает отведать любимых своих галушек. Меж делом тетушка замечает, что вся земля за их хутором, и само село Хортыше, записана бывшим хозяином Степаном Кузьмичом на Ивана Федоровича (тому причиной, что он наведывался к матушке Ивана Федоровича задолго до его рождения) , есть где-то и дарственная, — вот за ней-то и едет в Хортыше Иван Федорович и встречает там знакомца своего Сторченка, Хлебосольный хозяин запирает ворота, распрягает коней Ивана Федоровича, но при словах о дарственной внезапно глохнет и поминает таракана, что сидел некогда у него в ухе. Он уверяет, что дарственной никакой нет и не было и, представив его матушке с сестрами, влечет Ивана Федоровича к столу, где тот знакомится с Иваном Ивановичем, голова коего сидит в высоком воротнике, «как будто в бричке». Во время обеда гостя потчуют индейкою с таким усердием, что официант принужден стать на колени, умоляя его «взять стегнушко». После обеда грозный хозяин отправляется соснуть, и оживленная беседа о делании пастилы, сушении груш, об огурцах и посеве картофеля занимает все общество, и даже две барышни, сестры Сторченки, принимают в ней участие. Вернувшись, Иван Федорович пересказывает тетушке свое приключение, и, крайне раздосадованная увертливостью соседа, при упоминании барышень (а особливо белокурой) она одушевляется новым замыслом. Думая о племяннике «ще молода дытына», она уж мысленно нянчит внучат и впадает в совершенную рассеянную мечтательность. Наконец они сбираются к соседу вместе. Заведя разговор о гречихе и уведя старушку, она оставляет Ивана Федоровича с барышней наедине. Обменявшись, после долгого молчания, соображениями относительно числа мух летом, оба умолкают безнадежно, и заведенная тетушкой на возвратном пути речь о необходимости женитьбы необычайно смущает Ивана Федоровича. Ему снятся чудные сны: жена с гусиным лицом, и не одна, а несколько, в шляпе жена, в кармане жена, в ухе жена, жена, подымающая его на колокольню, поскольку он колокол, жена, что вовсе не человек, а модная материя («возьмите жены […] из нее все теперь шьют себе сюртуки»). Гадательная книга ничем не может помочь оробевшему Ивану Федоровичу, а у тетушки уж «созрел совершенно новый замысел», которого нам не суждено узнать, поскольку рукопись здесь обрывается. Заколдованное место. Быль, рассказанная дьячком ***ской церкви Быль сия относится ко времени, когда рассказчик был еще дитятею. Отец с одним из сыновей уехал в Крым продавать табак, оставив дома жену, трех еще сыновей да деда стеречь баштан — дело прибыльное, проезжих много, а всего лучше — чумаки, что рассказывали диковинные истории. Как-то к вечеру приходит несколько возов с чумаками, да все старинными дедовыми знакомцами. Перецеловались, закурили, пошел разговор, а там и угощение. Потребовал дед, чтоб внуки плясали, гостей потешили, да недолго терпел, сам пошел. Плясал дед славно, такие кренделя выделывал, что диво, покуда не дошел до одного, места близ грядки с огурцами. Здесь ноги его стали. Пробовал сызнова — то же. УЖ и бранился, и снова начинал — без толку. Сзади кто-то засмеялся. Огляделся дед, а места не узнает: и баштан, и чумаки — все пропало, вокруг одно гладкое поле. Все ж понял, где он, за поповым огородом, за гумном волостного писаря. «Вот куда затащила нечистая сила!» Стал выбираться, месяца нет, нашел в темноте дорожку. На могилке поблизости вспыхнул огонек, и другой чуть поодаль. «Клад!» — решил дед и навалил для приметы изрядную ветку, поскольку заступа при себе не имел. Поздно вернулся он на баштан, чумаков не было, дети спали. На следующий вечер, захватив заступ и лопату, направился он к попову огороду. Вот по всем приметам вышел в поле на давешнее место: и голубятня торчит, а гумна не видно. Пошел ближе к гумну — пропала голубятня. А тут припустил дождик, и дед, так и не нашед места, прибежал с бранью обратно. Назавтра ввечеру пошел он с заступом прокопать новую грядку, да, минуя проклятое место, где ему не танцевалось, в сердцах ударил заступом, — и оказался в том самом поле. Все узнал он: и гумно, и голубятню, и могилку с наваленной веткой. На могиле лежал камень. Обкопав, дед отвалил его и хотел было понюхать табачку, как кто-то чихнул у него над головою. Осмотрелся — нет никого. Принялся дед копать и нашел котел. «А, голубчик, вот где ты!» — воскликнул дед. То же сказал и птичий нос, и баранья голова с верхушки дерева, и медведь. «Да тут страшно слово сказать», — пробормотал дед, а вслед за ним и птичий нос, и баранья голова, и медведь. Дед хочет бежать — под ногами круча без дна, над головой гора нависла. Дед бросил котел, и все стало по-прежнему. Решив, что нечистая сила только пугает, он схватил котел и кинулся бежать. Об эту пору на баштане и дети, и пришедшая мать недоумевали, куда подевался дед. Отужинав, пошла мать вылить горячие помои, а навстречу ей бочка ползет: видно, кто-то из детей, шаля, толкает ее сзади. Мать плеснула в нее помоями. Оказалось, что это дед. Открыли дедов котел, а в нем сор, дрязг и «стыдно сказать, что такое». С той поры заклялся дед верить черту, проклятое место загородил плетнем, а когда наняли поле под баштан соседние козаки, на заколдованном месте вечно всходило что-нибудь «черт знает что такое!».

/ Краткие содержания / Гоголь Н.В. / Вечера на хуторе близ Диканьки

Смотрите также по произведению "Вечера на хуторе близ Диканьки":

Хостинг от uCoz